Это было недавно, это было давно. Воспоминания председателя колхоза "Путь Ленина" Карсалова Николая

На фото: Карсалов Николай Евдокимович (третий слева) со своей семьей: сын Геннадий (первый слева), брат Федор (второй слева), жена Анастасия Анатольевна (четвертая слева), невестка Нина с внуком Евгением (пятая слева) и сноха Анна.

ВОСПОМИНАНИЯ

КАРСАЛОВА НИКОЛАЯ ЕВДОКИМОВИЧА,

ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КОЛХОЗА - МИЛЛИОНЕРА «ПУТЬ ЛЕНИНА».

(Воспоминания перепечатаны 24 октября 2004 года его внучкой Никифоровой (Карсаловой) Людмилой Александровной и ее снохой Карсаловой Гульнарой Нурисламовной с рукописного текста, написанного Карсаловым Н.Е. примерно в 60-70-х годах. Даются практически без изменений: сохранены стиль, последовательность изложения, местный диалект. Внесены лишь незначительные изменения в пунктуацию и орфографию. Читатель должен обратить внимание на то, что автор воспоминаний местами делает отступления от рассказа своей матери, говорит от своего имени.)

МОЯ ЖИЗНЬ.

Пишу на память своему внуку

Саше, так как он в возрасте

пяти лет уже «грамотный»,

читает свободно.

Неизвестный читатель, что заметит

у меня много грамматических ошибок!

Русский язык мне в церковно-приходской

школе давался трудно, но всё же я решил

описать свою автобиографию.

1. В ДЕТСТВЕ (1904 - 1912 г.г.)

(Из воспоминаний матери)

Родился я 25 июля 1904 года в обеденный перерыв около стоянки ржаных снопов на поле, называемом «Кашан», принадлежащем помещику Дембровскому Леониду Григорьевичу. Моя мать, Евленгия Ивановна Карсалёва^[1], в то время жала рожь - делянки у помещика, и, стремясь заработать на кубовый сарафан, даже забыла, что она беременна. Хватала обеими руками, не разгибаясь, до тех пор, пока не нажнет сноп. А снопы вязала настолько большие, что их к стоянке катала катком: так меньше делать поясьев, а главное, как она говорила, иначе полторы делянки не выжнешь. Делянки тогда отмерялись 6 сажень, или 0,15 га. Не выжнешь полторы делянки - не заработаешь полтинника (50 коп. серебром).

Тут с матерью случилась беда: заболело у неё первоначально брюхо. Она заохала, жалуясь, что поела в обед лишнего зелёных огурцов, а оказывается, нет: начались потуги, и вот тут-то и показался на свет божий я. После родов мать несколько отдохнула около пятка. Стала думать, какое дать мне имя: «Накажу куму, когда будут крестить, чтобы назвали Колькой». Но поп Вишневский при окупании меня в воду, которую крёстна Шабалова Агафья принесла в двух вёдрах из дома, по своему священному праву даже и не спросил кума, то есть моего крёстного Терентия Фролова, а назвал меня «Раб божий Николай». Так вот я и остался по всем записям Николаем, а мать и сейчас называет меня Колькой, хотя я уже стал тоже дедушкой трижды.^[2]

Как я уже выше говорил, мать после родов несколько отдохнула около стоянки. Время к вечеру, завернула меня голенького в свой передний фартук, положила в подол своей домотканой грубошерстной юбки и к вечеру добралась до дома. Несколько запоздала, а моя бабушка переживала, беспокоилась: что-нибудь с Енькой случилось? К ночи вся семья собралась, в честь новорождённого зажгли пятиленную керосиновую лампу. В такое время горела, как правило, коптилка с целью экономии керосина. Но зато дядя в ночное время, ухаживая за своей кобылкой, зажигал фонарь со свечкой с тем, чтобы у него фонарь не коптил. А то, что копоть от лампы - мигалка всю ночь шла в избе, оседала на потолок и стены, где создавались по углам и на стенах тенёта из копоти и пыли, это считалось нормально. Они, когда приходила пасха, к этому празднику избу мыли, скоблили косарями потолки, стены, пол. Эту тяжёлую работу бабы делали дня за три. «Делать им нечего», - так говорил дядя.

Отец мой, Евдоким Фёдорович, в это время жил вместе с братом Степаном Фёдоровичем, который был старше моего отца лет на 12. У моего отца кроме меня ещё был мой старший брат Андрей, которому было 9 лет при моём рождении. Между моим рождением и братом Андреем у матери было двое детей: девочка и мальчик, но они по воле Господа Бога померли на первом году рождения: один, как говорит мать, от оспы. Весь, бедненький, был в пятнах, покраснел, глаза у него все почему-то засыпало от оспы, и потом не выдержал, бедненький, и помер. Их дочка Маша родилась в тот год, когда к нам приехали верховые казаки 12 человек для какого-то «порядка». И вот прожила она один годик и вдруг заболела, голова у неё стала горячая, и потом сделалась вся как в жару, припухло немножко горло и за ушами. И вот ночью мать просыпается посмотреть, а она, Машенька-то, царство ей небесное, лежит холодная.

- Смотрю ето хорошенько, хвать - она мёртвая.

- А ты что, мама, не повезла её к врачу, когда заметила, что Маша захворала?

- Ех вы, детки. Какой там врач… В Лаишевском уезде он был только один, и то говорил, что принимает только их, а вы знаете, какой наш уезд-то был большой. Говорят, вот теперь из этого уезда сделали шесть районов: Лаишевский, Столбищенский, Рыбно-Слободский, Алексеевский да Корноуховский и Пестречинский. Теперь в каждом районе по большой больнице есть. Какие-то в их организованы медпункты. В каждой больнице по 10 и больше врачей, и то все говорят сейчас - недостаточно. А тогда об этом и не знали, а всё говорили: «Кому умереть - не обойдёшь и не объедешь, коли Всевышнему так надо».

У дяди Степана жена Наталья маленького роста, тихая и исполнительная, трудолюбивая женщина. Она от зари до зари круглый год возилась около печи, пряла, ткала и вязала особенно для дяди: и носки, и варежки.

Кроме нашей семьи у дяди Степана была сестра, т.е. моя тетка Анна Фёдоровна, старая дева. Ходила она на пальцах ног. Как её в деревне называли, «идёт дыбушка». Вся эта наша семья ютилась в 7-аршинной избёнке, пользуясь для ночного отдыха полатями и деревянной кроватью. Лошадь жила гораздо просторнее и чище, ведь у неё хлев был 7х8 аршин, окно большое, пол чистый, потому что дядя его мёл несколько раз в сутки, а запах в конюшне был ароматнее, чем в избе, поскольку дядя готовил сено зелёное, раннее, душистое.

Земельный надел мы имели всего 2 души, земля у каждого в трёх полях: первое поле в 15 сажень, во втором - 25 сажень, в 3-м поле - сажень 20. Огород при доме 10 сажень. Вот на этой земле и жило наше хозяйство.

Для покрытия недостатка в земле дядя обращался к помещику Дембровскому, который, «уважая» дядю, давал ему десятину земли для испольной обработки. Сеял эту землю дядя, как правило, гречихой и полбой, и, нужно сказать, родились у него эти культуры. При сборе урожая дядя в первую очередь отдаст Дембровскому с 12 пудов семян за десятину, а остальное зерно, полученное с этой земли, делится пополам, т.е. половину - помещику, вторую - дяде.

Скота у нас имелось одна лошадь, корова, 3 овцы и зимой, как правило, покупали поросёнка «капельника». Как начинается холодная зима, тётя Наталья начинает свою корову пускать 2 раза в день в избу доить, а перед дойкой мочит ей соломы или сена в лохани и сдабривает похлебать. Зимой объягнятся овцы, в марте, как правило, телилась корова, а тут ещё купят поросёнка. И вот весь этот животный мир квартирует каждый день в избе, да ещё серая кошка с котятами перекликаются в подпечке.

Вот тут-то, Сашенька, и попробуй, отдохни, как следует и почитай книжечку. Нет, этим никто не занимался кроме моего отца Евдокима Фёдоровича.

В нашей небольшой избе стояла в левом углу большая русская печь, а справа от двери - деревянная кровать, на которой спал дядя. Над кроватью были полати 3х5 аршин, на которых ютились ребятишки и лежала одежда. В доме были две лавки около стола и сделан низкий стул самим дядей, который он никому не разрешал занимать, а использовал его для себя, главным образом для работы по плетению лаптей.

В зимних условиях, как правило, печку натапливали жарко, спать приходилось на полу, а для этого на пол настилалась ржаная солома, которая утром шла на топливо в печь. Спать на кровати, полатях и особенно на печке мало было охотников: там заедали клопы, их был несметное множество. Верно, дядя выдерживал этих клопов: он спал на кровати, когда бывал дома, а то он и отдыхал на конюшне около своей кобылы. Так вот и дядю кое-когда клопы одолевали. Просыпался он ночью, зажигал мигалку и начинал пазы и трещины в стенах смазывать керосином, водя куриным пером по стене безостановочно. Шепотом ругается, на чём свет стоит. Как только эта процедура заканчивалась, гасил свет, ложился спать и моментально засыпал, храпя на всю избу. Но зато в нижнем ярусе, то есть на полу, начинают один за другим ворочаться, чесаться, просыпаться и поругивать дядю: «Вот старый, согнал всех клопов, и крупных, и мелких, к нам на пол, а сам храпит, хоть за ноги в овраг тащи. А тут теперь майся до самого утра». И больше всех кропоталась дядина сестра Анна, да вообще она была кропотунья.

Имея небольшой земельный надел, а семья состояла из 8 человек, делать в хозяйстве зимой было нечего. А то, что швырялись по домашним делам, на это жить был невозможно: не хватало оплачивать подати и страховку. Мой отец вынужден был выходить из дома где-нибудь подработать хотя бы на подати и страховку. Вот он и устроился у нас же в Шуране у купца Кривоносова Ивана Семёновича в люцкую работником на паре лошадей. Зимой получал по три рубля, а летом по 5 рублей в месяц. Домой приходил только в воскресенье, и то не всегда, а остальное время так и жил на дворе у Кривоносова в кабале.

В месяц отец изнашивал зимой по 8 пар, а летом по 10 пар лаптей, а лапти-то стояли в лавочке у Сарбава татарские по 6 копеек, а русские - по 7 копеек. Так вот, он расходовал только на лаптях 60-70 копеек, курил махорку «финикс». Хватало пачки на 3 дня. К ней надо было 3 листа бумаги «говард», да и спичек коробок, а это норма стоила: махорка 3 копейки, бумага 3 листа копейка и спички коробок копейка, всего пять копеек. Так в месяц надо взять десять раз, это будет стоить 50 коп. А так как Сарбав в течение месяца давал в кредит, то за месяц прятает^[3] копеек 15-20, потом возьмёт в месяц фунт сахару. Он стоил 16 копеек. Когда в конце месяца станет с Сарбавым рассчитываться, зарплаты-то чуть-чуть хватает разделаться. Дядя ждёт отца домой с получкой, а он приносит от месячного заработка 45-60 копеек, и всё. На этот остаток заработка что можно купить для семьи: керосина 6 фунтов, а он стоил 6 копеек фунт, да сахару с фунта полтора. А тут надо оставить по три копейки на каждое воскресенье для покупки свечки, так как дядя каждое воскресенье ходил к обедне и считался он в селе уже не так голяком, то он вынужден свечку ставить перед девятой пятницей за три копейки.

Когда дядя принимал от отца «заработок», всегда гнусяво кроптался: «Опять всё прокурил, лапти хоть бы поменьше покупал, ковырить и чинить надо самому». Так вот в семье из-за получки почти ежемесячно были негодования дяди. Кроптался, говоря, что он кормит всю семью, а сноха Анна упрекала мать: «Наверно, копит тебе на кубовый платок».

Верно - дядя был хозяин аккуратный. Купленный фунт сахара он запирал в шкатулку, а когда садились пить чай (а его пили один раз в день и то вечером), он сахар колол маленькими щипцами квадратиками и выдавал нормой, спрашивая каждого, сколько будут пить чашек чая. Ребятам, как правило, одну, а взрослым - 2-3, и на это давалось по одному кусочку кубик на чашку чая. Размером кусочек был, как правило, с горошинку.

- Расскажу несколько о Степане Фёдоровиче. Твой покойный дядя, Степан Фёдорович, мужик был общественный. Ростом выше среднего, широкоплеч, борода как метла, до самого пояса, широкая, русая, волосы на голове постригал под кружало, среди головы расчёсывал ряд, деревянный гребень носил всегда с собой. Большие усы увеличивали бороду в ширину. Это придавало ему солидность, в ноздрях прорастали волосы, уши и нос так же были сильно опушены мелким волосом. Степан Фёдорович страшный любитель нюхательного табаку. Табакерка из березцы с деревянной крышкой всегда находилась у него в кармане. Нюхал он очень много, отчего у него под носом усы и середина бороды до самого низа были зеленовато-жёлтого оттенка, под бородой, будь это летом рубашка или верхняя рабочая одежда кафтан, полушубок - по всей площади под бородой промаслено от пота и покрыто осадком нюхательного табаку. Дядя Степан, мой деверь, трудолюбив, за что его мужики и всё село любили, он постоянно находил себе работу. Когда в свободное время собирались мужики около двора на завалинках или брёвнах по вечерам, то твой дядя и здесь время зря не проводил. Он напутствовал мужикам, как надо пахать землю, когда, под чего и какой навоз вывозить в поле, как из каких прутьев плести плетень для двора или огорода, что лучше садить для укрепления оврагов и промоин, а также на улицах около дворов и переулках, как проводить противопожарные мероприятия. По его мнению, лучшее дерево, скороспелое и приживётся быстро - это местная ветла. Он приводил примеры: когда Екатерина Вторая ехала через Казань в г. Оренбург, на этом пути заставила посадить деревья по обеим сторонам дороги. Наши деды тогда посадили от Лаишева до Алексеевска в основном вётлы, делали посадки двух-четырёх аршинными кольями. Верхи кольев прикрывали тряпьём, смазывали глиной, заматывали мочалой. Колья, как говорят старики, прижились полностью. Верно - от Лаишева до Нармонки были посажены берёзы, но они себя показали хуже: к 1900 годам их оставалось на дороге мало, изрежено. Некоторые деревья вётел и вы сами видели, особенно они сохранились от переправы через реку Каму до села Мурзиха, вётлы на этом пути выросли в 4-5 обхватов, а некоторые, если их спилить, то на пень можно встать человек 20-30. Хуже всего, говорят, что все эти вётлы в прошлом, 1955 году, уничтожали. Леспромхоз их спилить не смог, так как пока современная техника не способна спилить, а они применяли методы Ивана Грозного: каждую ветлу взрывали и куски дерева сжигали на месте. Так вот, шуранские, сорочинские, полянские, малоелгинские и другие сёла по прикамью садили вётлы кольями, и она охотно приживалась. Возьмите, к примеру, в д. Именьков, по оврагу, где на деревьях ежегодно устраиваются шумливые базары грачей. Работники лесхоза ветлу недолюбливают, ищут научно обоснованную культуру, а в это время овраги всё становятся больше и больше, как, например, у р.п. Лаишево оврагах большая гакта, или Весёлый овраг. У последнего ежегодно добавляет промоины по 80-120 м. Нельзя умолчать о том, что твой дядя Степан Фёдорович был мужик ловкий, всё он умел делать для хозяйства сам. Сбруя, хомуты езжалый, пахотный седоку, дугу, поперечники, шлею и верёвки любых размеров, лопату деревянную, скребок, грабли и петлю или вилы - всё он делал сам. Сани он покупал в 10 лет один раз, оковывал их, а летом хранил в сухом месте. Телегу он мастерил сам, а лодку - разве могла семья купить её, на что? Всё он делал для себя сам. Избирали его на сходке 4 года подряд старостой нашего села, а оно состояло из 186 хозяйств. Я, сноха Наталья и золовка Анна, мы удивлялись: ведь Степан-то, дядя твой, был совершенно неграмотный. По своим обязанностям он собирал со всего села подати, страховку и пастушные, все сборы отмечал на четырех квадратном падоге шилом, падог хранил на тябле за иконами. Собирались летом мужики по воскресным дням после обедни около дворов. Наш-то Степан всегда со своими «дембровскими» около лысого Степана двора или у двора Ивана «Климки». Такое прозвище было бедному Савельеву Ивану. Соколовские мужики собирались в соколовской, барщинные - у двора Дюгаева Алексея (хромого), Овсянникова барщина - это центр Шурана, здесь мужики собирались около Галкина Степана двора, так как он её держал всегда в хорошем состоянии, заплетал новым плетнём, заваливал землёй, затрамбовывая её с тем, чтобы на завалинке между колышков можно разместиться человек 20. Сам Галкин Степан, как правило, открывал переднее окно и разговаривал в окно с вечера до ухода последнего соседа, другой раз - до часу-двух часов ночи. На всех этих сборищах обсуждали о хозяйстве, о жизни, об урожае, о покупке быков, о батюшке попе Вишневском. Не проходили мимо помещика Дембровского Леонида Григорьевича, который имел более 1600 десятин пахотной земли; более тише говорили о купце Кривоносове Иване Семёновиче, который имел земли мало - 400 десятин. Но зато лугов у него более 1700 десятин, имел три сенопрессовальных завода. О Кривоносове Иване Семёновиче говорить в открыту побаивались, потому что на завалинке сидели приспешники Кривоносова, как например, Шабаев Матвей, Несмелов Александр, Степановы и другие.

Однажды обращается Кузьма Пучков, что жил на звозе:

- Степан Фёдорович, как вот ты думаешь: репу мы сеем только в репищах после очистки леса. Она родится, но возить её осенью далеко, дорога грязная полем. А если сеять репу по навозникам? Они недалеко от дворов. Уродится здесь репа?

- Урожай-то будет, - отвечает Степан, - но червяк тут репу источит, а главное, осенью, пока она маленькая, не созрела, её всю растащут ребятишки. Для них ведь это самое лучшее лакомство. Вон на днях Сарбаев Михаил Петрович завёз в лавку полосатых пряников, ландрину, да каких-то китайских орехов. Всё это ведь только для детей нашего «Батюшки» и для тех, кто это привёз. Нашим детям это лучшее наслаждение - репа осенью и морковь. Вот морковь, её хоть на огороде не сади: как узнает ребятня, что на огороде растёт морковь, когда утащут - не узнаешь. Кум Кузьма! Ты говоришь, что Леонид Григорьевич заставляет сеять после репы по репищу гречиху, поскольку она хорошо родится, это верно. Но вот он мне давал десятину земли за середним оврагом, около большой шишки, ты, наверно, знаешь эту десятину, она со всех четырех сторон в межах 60 на 60 сажень. В прошлом году я её засевал гречихой, вон сосед Иван рябой «Яфимов» знает: на одном гумне мы с ним. Я тогда намолотил 112 батман. Сеял её по весновой спашке, барин не разрешил зябить. Говорил, что у него там будет пастись скот, а если посеять по зяби, тогда можно было собрать батман на 150. В ту осень зябил только Кривоносов, что немного для посева пшеницы. Кажется, десятин 10. В нынешнем году «Батюшка» Вишневский не давал десятину рядом с дальнем полем за «макриткой». Говорили, что нынче год високосный, урожай будет плохой. Верно, рожь нынче уродилась слабовато: 8-10 телег, овес тоже не порадовал. Вон у меня соседи Галкины и Яфимовы батман по 13 намолотили. Я всю десятину на поповской сеял гречиху, а ты, кум, знаешь: на этой земле репу никогда не сеяли, и, как мой покойный отец говорил, эта поповская земля от леса расчищалась очень давно, а гречиха у меня уродилась на славу. С хозяйственной десятины намолотил 138 батман. Погода в период молотьбы стояла хорошая. Я среди десятины расчистил ток, и бабы у меня её для обмолота стаскали всю на себе, кобылу почти не запрягал. Молотили в 6 цепов всю неделю, в субботу приехали почти ночью, но все же всю обмолотили. Теперь я спокойный, лежит сухая, не испортиться. За то, что у меня уродилась хорошая гречиха, «Батюшка» Вишневский семян 12 пудов с меня не взял, а велел привезти только половину. Я увез ему 68 мешков, полных 4 воза. Но у меня кобыла хорошая, увезла. Полба нынче, кум Кузма, уродилась тоже хорошая, навозник за Яфимовой мельницей я сеял: просо 5 сажень, лен 6 сажень, а остальное все 14 сажень посеял полбой. И как ты думаешь? Нажал 6 телег. Намолотил 18 батман. Овес нынче не сеял.

Собираюсь на масловскую мельницу, надо надрать полбы на крупу и намолоть для блинов и на пироги, а остальную всю оставляю лошади на фураж. Вот так, куманек Кузма, греча, она, матушка, всегда уродится. Только подготовь под неё почву своевременно и сей немедля, как только сковорчики начнут показывать головы из скворешни. Под гречу я всегда пашу сохой, а посев в другой раз провожу под борону. Если суховато, сею под соху рано утором и вечером, а днем прикатываю посеянное катком - саженным обрубком. За 4 дня я на своей кобыле десятину заделываю полностью.

Село Шуран стоит на горе, которая начинается как начало уральских гор. Правый берег р. Волга от с. Шуран до Камского Устья - 60 км. Вся эта территория до р. Волга, по правой и по левой стороне р. Камы, равнинная низменность, при весенних паводках заполнялась водой, также сёла, как: Мысы, Мандрово, Елангино, Атабаево, деревни Баигуга, Чулпан и Агайбаш. В период весеннего половодья кругом затоплялись, оставались на островах. Когда приходилось смотреть с русла р. Кама, проезжая на лодке, на пароме или на пароходе, все эти населённые пункты отражались в воде, как будто стояли затопленными. Но это только казалось, фактически все эти сёла и деревни стояли на уровне, не подвергавшемся половодью в нормальные годы, а вот в 1926 г. эти древни были затоплены, дома стояли в воде, некоторые по окна, больше по потолочные перекрытия. Во многих домах печи были размыты. Набережные дома в с. Мысах подвергались повреждению за счёт водного транспорта. Ночью 10 июня 1926 года буксирный пароход вёл две баржи грузоподъемностью 460 тонн каждая. Пароход, ориентируясь на бакены, шёл на свет затопленных домов. Он своими баржами зацепил 4 дома, находящихся на краю деревни, на берегу Камы, как называют, на яру. От удара барж дома сдвинуло с места. Они на воде поднялись, печи остались на месте, рассыпались, а люди, находившиеся в доме, стали спасаться на потолочные перекрытия. После нескольких толчков дома, как и все предметы, плавающие на воде, поплыли по реке Кама. В них жильцы Чистяковы, Тагашевы и Срамнин поплыли по течению вниз по Каме.

Твой дядя Степан - любитель рыбачить, но не профессионал. В любую воду, большую или малую, он считал для себя счастьем поехать по половодью. Шуран, как ты знаешь, стоял на горе, где полая вода подходила вплотную к горе. Усадьба дяди Степана, его огород, спускался вниз по горе до оврага. На конце усадьбы стояла баня 4,5х4,5 аршина, а от бани вниз до самой бегевы по оврагу была тропа к лодке, с обеих сторон по тропе слева и справа были белые горы, на верху которых стояли гумна. Спустившись из огорода от бани по оврагу 60-70 сажень на бегеву, мы попадаем на лодку, которая стоит в ключе - промеже беговы, усыпанная камнями из маргеля, прорастает летом казарками, от горы до волошки бегева всего 40-50 сажень».

На этом рассказ моего дедушки Карсалова Николая Евдокимовича, к большому сожалению, обрывается. Поражаешься его писательскому дару, умению доступно, интересно, образно рассказать о своём детстве. Живо представляешь дядю Степана, умельца на все руки. И сразу же вспоминаю моего отца - Карсалова Александра Николаевича, который тоже умеет практически всё: починить часы, сварить борщ, отремонтировать стиральную машину, обшить стул, водить автомашину. Недавно освоил мобильник. Правнук Николая Евдокимовича, Карсалов Алексей Петрович, не отстаёт от своих предков, тоже освоил многие науки, пользуется заслуженным авторитетом у своих земляков. Работал в землеустроительном комитете в г. Лаишево, затем ушел в бизнес. Имеет два высших образования. В настоящее время (июнь 2016 г.) работает директором магазина «Магнит» в Лаишеве. Его сын в этом году окончил школу. Карсалов Альберт Алексеевич, хочется видеть и тебя человеком уважаемым, приносящем пользу людям, своему родному городу.