Евгений Степанов: Один день из детства

Автор превью и иллюстраций Людмила Никифорова. 

Перебирает память дни и годы, 
Отбрасывая беды, полутьму,
Заветные мгновенья жизни своды 
Накроют душу светом потому, 

Что март... В то третье воскресенье, 
Седмицы первой был тогда исход, 
Верша работу, память в утешенье 
Бежит в счастливый день длиною в год. 

Картина маслом. Чту всех поимённо. 
Пять братьев на полатях (тут слеза)
Лежат стеснённо, как новорождённо:
Василий, Коля, Вова, Гена, я. 

Пора б вставать, но в доме вроде тихо, 
Лишь тяга ветра, голос да дымок. 
Но тут смеётся Валя-щеголиха,
Сажая Таню (мимо) на горшок. 

В пространстве тесном братья затаённо 
Пока лежат в сестричьем галдеже,
От папы слышен голос удалённо:
— Нет тишины, но мирно на душе. 

Невмоготу лежать. Кажись, уж восемь.
Протяжно слышен колокольный звон.
Баран, петух орут, а мы елозим, 
Согретые друг другом и теплом, 

Что восходило воздухом от печки, 
Где был и наш уютный уголок, 
И валит пар от хлеба или гречки, 
От щей горячих — полный чугунок. 

Ах! Печь-краса, кормилица-спаситель, 
Ты вобрала все мудрости-умы:
Без суеты духовная обитель,
И утешитель-оберег семьи. 

Открыл глаза, одёрнул занавеску, 
Да тут весна уж тычется в стекло, 
Как в каравай, что сладостен, невеста,
Как наш телок в парное молоко.

В ломотном теле прячется улыбка,
Щебечут сестры так же без конца,
А рядом те же стол, скамья и зыбка, 
В углу с лампадкой те же образа. 

Лежит котяра возле самовара, 
Там половик цветастый прежних мод, 
А где-то в закромах костюм гусара, 
Что шил себе Володя в Новый год. 

И важно тут, что требует помина,
В комоде есть медали, ордена:
Эпохи нашей знак — «Мать-героиня»,
Знак мужества, отваги для отца. 

Проходит час в тепле неторопливо 
(Для жизнепонимания тот час), 
Час детства яркий, зримый и счастливый,
Тот час, который поднимает нас 

На новый уровень невосприятья 
Какой-то фальши жизни и химер,
Когда с полатей смотришь на объятья 
Сестрёнок милых с мамой, например. 

Черёд воспоминания обряда: 
Для трапезы большой дощатый стол,
Для папы под иконой (мама рада),
Назначенное место, как престол. 

По праву руку младший братик Гена, 
А старшие садятся вдоль стены, 
Для Танечки имеется колено 
Задорной Вали. Все размещены. 

Разгар литературного этюда: 
Для всех хлеб-соль (так было испокон), 
Одно эмалированное блюдо 
И деревянных ложек перезвон.

Все ели тихо, не спеша, без смеха, 
Как полагалось чинно на Руси. 
В рот крошка хлеба и слова, как веха, 
От мамы трижды: «Господи, прости». 

(Мы и сейчас, да и тогда не знали, 
Зачем Ему не за грехи прощать).
А мама вновь, пока мы доедали:
— И что-то Гали, Тони не видать. 

А тётя Груня — про «остатки сладки», 
Что в прошлом годе был неурожай, 
Не вкусим приношения облатки,
И громко вдруг: «Десятого рожай». 

Из мира в нас лежащего сознанья 
Вводили всех словами в ёмкий мир, 
И чувствами познаний от желаний, 
Чтоб черпать мир души, как эликсир. 

А дальше час забав и утешений: 
У младших куклы, пляски чередой, 
А вот доска для шахматных решений — 
Тут начинается сраженье-бой. 

Наш Коля (Ленский) белыми играет 
(Отец, как Ольга, фору не столбит), 
На Е4 пешку выдвигает, 
Чтоб разыграть свой Муцио гамбит. 

Всё строго, чинно, точно в матч-турнире, 
Победы ждут, в ловушку заманя, 
Когда отец сыграл на G4, 
Вдруг Николай пожертвовал коня... 

Учил индийский воин Махараджа: 
Всему свой срок защиты и атак, 
Конь не баран по окончаньи хаджа,
В защите меньше жертв, и это так. 

Отец, защитник Родины, как воин: 
«Сынок, не надо слёз и жилы рвать, 
Всяк воин уважения достоин, 
Умеет кто достойно проиграть». 

Отец был строг, но всеми уважаем, 
Имел душевный стержень, всё пройдя, 
От боли живы в нём (что мы не знаем) 
Войной испепеленные года. 

У печки после шахматного боя, 
Где страсти улеглись, всех усадя, 
Рассказывает папа правотою 
Про фильм, как ищет девочка отца. 

Не столько про войну рассказ от папы — 
Про смыслы жизни, знаки тот рассказ,
Нужны как детям и отец, и мама, 
Про силу духа, тягу к жизни в нас. 

(В то время был в селе артист Кудрявцев, 
Игравший полицая, потому,
Возможно, был рассказ и про мерзавцев...
Про это помнит Вася — все к нему). 

А я не помню... Помню, как Галина 
Влетает в дом и все поражены: 
Она красна, душиста, как малина, 
Как вестница не лета, а весны. 

Влетела в дом с душою нараспашку 
И с жалостью — с одним из светлых чувств:
— Хотелось, чтоб вкусили спозаранку 
Вы пряники кондитерских искусств.

Сиятельная сладостями в меру,
И блёстками снежинок на лице, 
И благородством в оттепели эру, 
И нотками вокала в голоске. 

Ах, этот голос: звон и боевитость, 
Солируя, где «...сердцем не стареть», 
А для «Дымилась роща...» — вся открытость,
Когда случалось в день победный петь. 

Задор и лёгкость в «Едут новосёлы»,
И голос песней «...далеко летит», 
Как будто сам сквозь «... родины просторы» 
Ты едешь на «Побывку...»; восхитит, 

Когда поёт (и в голосе полётность) 
Про Волгу, что течёт издалека, 
Где есть причал и плёсов очередность, 
Где жизнь течёт спокойно, как река. 

Всё в доме чистит, словно перед пасхой, 
Хоть до неё аж сорок сороков, 
Печёт из теста птичку с прежней лаской,
Весну чтоб кликать нам для земляков. 

(Творённая отцом, отцу подобна, 
И в будущем с нелёгкою судьбой, 
Но как же ты умела бесподобно 
Творить умом, руками и душой). 

День новолетия славян в завязке, 
День Масленицы встречи за окном.
Печёт мать хлеб, что на ржаной закваске, 
И потчует меня и всех блинком. 

А нам пора, пора во двор, в коровник, 
Где пахнет свежим воздухом навоз. 
От сретенья прошел уж сороковник — 
Пора скотине выгул, на прочёс. 

Подтаял снег, в проталинах водица.
Грач вьёт гнездо на светлой стороне.
Баран не может досыта напиться,
Бросаясь в снег с заботой о руне. 

Но нет, баран-дурак и овцы-дуры 
С душистом сеном видели обоз; 
То как пролог к концерту — увертюра, 
Тут начался спектакль на износ. 

А в главной роли я (баран и овцы 
Статистами бежали вразнобой, 
Не отступая, блеяли махновцы
И рвали сено все наперебой). 

Тут у меня всё вдохновенье вышло, 
Встревожен и взволнован, не смеюсь,
И плечи опустил, лицо закисло,
Взвалил как будто неподъёмный груз. 

А дальше страх: вдруг овцы не вернутся! 
И с чем тогда останется семья? 
А братья-зрители молчат и не смеются, 
Ведь в драме слёзы — боли острия. 

Весна. День равноденствия природы, 
День свежести и пылкости всех чувств, 
Где есть капель — возвышенные ноты 
И день щемящих душу балагурств. 

И было действо: солнце воспевали, 
Для ритуала Масленицы мы 
Соломенное чучело сжигали, 
Как символ смерти, холода, зимы. 

От торжества восторженно скакали, 
А младшие, от старших обучясь, 
В пляс колесо зажжённое катали, 
Как символ солнца, греющего нас...

Мы так росли, растём душой до тризны, 
И что-то в жизни стали понимать 
Про день весны, про цели, смыслы жизни,
Когда живые и отец, и мать. 

Ах, этот день! Как будто сад заложен, 
Где «древо доброе плоды творит», 
Из родника добра (мы подытожим) 
«Сад памяти» живительно бурлит. 

Степанов Е. Н. (День из детства — 22.03.1964 г.)

С творчеством Евгения Степанова можно познакомиться ЗДЕСЬ.