О военном детстве и о материнском подвиге повествует трогательный рассказ Геннадия Овечкина

Превью и художественное оформление Людмилы Никифоровой. 

Для справки:

Овечкин Геннадий Иванович родился 13 июля 1939 года на станции Кожурла Убинского района окончил Куйбышевский сельскохозяйственный техникум, потом пединстиут. С1961г. По 1975 г работал учителям русского языка и литературы, завучем, директором в Карапузовской восьмилетней школе. В 1977 году по семейным обстоятельствам переехал на родину жены в город Ужур Красноярского края. В 1989 году вышел на пенсию.

Мама, милая мама

Геннадий Овечкин. Рассказ написан 08.08.2012 года.

Я хочу посвятить этот рассказ своей маме — Анне Прокопьевне. Рассказать о не легкой ее судьбе...

В народе есть мудрая пословица: «У руки пять пальцев, но какой ни тронь — одинаково больно». Было нас пятеро братьев, словно пальцев на руке — крепкий детский кулачок. Отец работал дежурным по станции, мать — стрелочницей. 

В летний день 22 июня 1941 года мама дежурила на стрелочном посту. Там, где линии рельсов сходятся в одну точку, а небесный свод касается земли, показался маленький силуэт паровоза. Постепенно он увеличивался, и вот уже, громыхая и пыхтя, влетает на станцию товарный состав. Пронзительный свисток — и поезд удаляется, оставив за собой длинное облако дыма. 

За стрелочным постом лежало хлебное поле огромным зеленым платком, а по другую сторону железнодорожного полотна, словно выведенные неровным ученическим подчерком, ряды свежескошенной травы. 

Высоко в небе подвешенный незримой нитью повис жаворонок. Мама вздохнула полной грудью: «Как хороша и прекрасна жизнь».

Где-то на западе послышались глухие раскаты грома... Но не раскатами грома, а свистом пуль и разрывами снарядов зловещей черной тучей налетела на нашу землю война.

«И зачем ты, заря алая, поднималася, на какой ты радости разыгралася». 

Проводили женщины своих отцов, мужей и сыновей на фронт, по-бабьи оплакивая свалившуюся на них беду. Опустел станционный поселок. Кое-где раздавался одиночный лай собак. Даже горластые петухи реже стали кричать своими заливистыми голосами. 

Огромадная тяжесть легла на хрупкие материнские плечи – одной нужно было прокормить пятерых мальчишек. Средств не хватало. Вещи, нажитые с Иваном, были проданы.

Жизнь не всегда течет по ровному руслу, в ней встречаются каменистые пороги. Сколько таких порогов выпало на долю военного поколения! 

Мама стала собирать по путям известковый камень и пережигать его в печи, затем полученную известь несла за 15 километров в соседнее село, чтобы обменять на продукты.

Особенно трудным был первый день. Отдежурив смену, отправилась с тяжелой сумкой за плечами в деревню. Удачно обменяв известь, возвещалась домой. Солнце медленно опускалось к горизонту, сгущались сумерки, наступила тьма, заморосил осенний дождь. Ноги еле-еле передвигались, сонные веки слипались, хотелось тут же упасть и заснуть. А дождь лил порывисто и нудно, пробирая до костей. Скудная одежонка прилипала к телу. Усталость валила с ног. Но мама понимала, что если упадет, то больше не встанет, а нужно идти и любой ценной донести детям пищу.

Она прислонилась к стволу березы и горько заплакала от бессилия: «За что так жестоко поступает со мной судьба?»

С березы так же стекали капли дождя, словно слезы. Ей тоже было холодно стоять на осеннем ветру, и она жаловалась маме, такой же беззащитной. Может быть, мама и заснула бы, но в глубине леса раздался крик совы, похожий на плач младшего сынишки, Егорушки. Она встрепенулась: «Егорушка, родной, где ты? Сейчас я тебя обогрею и накормлю».

Не разбирая пути, она пошла на плач совы. Деревья страшными великанами преграждали путь, своими корявыми сучьями цеплялись за волосы, сорвали платок с головы, царапали лицо и руки. Плач повторился. Мама вышла на поляну, с которой хорошо были видны мерцающие огоньки станции. Ветер угонял последние дождевые тучи, а солнце розовым светом освещало оставшиеся позади, вершины деревьев.

И вот мама пришла домой. Сняв мешок, присела на пол, где мирно спали дети.

Поцеловала Егорку, легла рядом и крепко уснула. Проснулась мама от щекочущего ноздри запаха печеной картошки и душистого хлеба.

Постепенно все вошло в привычку: и бессонные ночи, и утомительные походы. Ее уже не пугали деревья и крики ночных птиц. 

Но изрядно перепугалась она однажды, когда возвращалась по зимнему ночному лесу из деревни. Светила луна, разливая свой матовый свет, снег хрустел под ногами и отражался тысячами искринок, словно ночные звезды, рассыпанные пригоршнями. Лес, будто заколдованный, спал под теплым снежным покрывалом. Вдруг раздался протяжный, хватающий за душу вой, про который в деревне говорят: «К несчастью». Ему вторил другой. 

«Волки», — догадалась мама. Холодные мурашки пробежали по спине, волосы подняли платок на голове, зубы застучали, выбивая мелкую дробь. Далеко в лесу засветились зеленые и красные двойные огоньки, такие же как на аппарате ее стрелочного поста.

«Это смерть моя глядит на меня волчьими глазами», – подумала мама. Она подняла большую суковатую палку высоко над головой, и сама стала похожа на волчицу, готовую отразить любой прыжок хищника, защищая своих детей. Но ноги подкосились, палка выпала из рук. Мама, обессилив, упала лицом в снег, ожидая смерти.

Очнулась она от холода. Поднялась, осмотрелась, прислушалась. Все так же светила луна, снег ярким бисером сверкал, переливаясь. Лес загадочно шумел, роняя свежий пух, но страшных огоньков уже не было. 

«Видно, волки пожалели моих детей», — промелькнула мысль.

Сердце, удивительное материнское сердце. Даже машины не выдерживают перегрузок, а материнское сердце перенесет все и в то же время останется нежным, добрым и ласковым.

Беды сыпались на голову мамы одна беспощаднее другой. Осенью 1943 года старший сын Николай, которому исполнилось 17 лет, ушел добровольцем на фронт. После краткосрочных курсов младших командиров его назначили командиром минометного расчета. Мама ежедневно ждала от него весточки, и дождалась. Прижала конверт к губам и целовала. Но больше вестей от него не было. А к концу войны получила конверт из военкомата: «Пропал без вести». Она часто стала видеть его во сне: то младенцем, то школьником, то в солдатской шинели.

С тяжелыми мыслями вступила она в ночное дежурство. Вдруг почудился ей хруст снега под окном и голос Коли: «Мама!».

Она взяла фонарь и вышла из дежурной комнаты, обошла вокруг — никого. Нет даже следов на свежевыпавшем снегу. Только она чуть успокоилась, вновь все повторилось. Всю ночь она не сомкнула глаз, а утром предстояла маневровая работа. С профессиональной точностью она делала свою работу, а в ушах звенел голос сына. Спрыгнув с подножки вагона, мама зацепилась хлястиком телогрейки, и ее потащило. Стальной обод колеса смертельной косой мелькал над ее головой. 

Мысли неслись одна тревожнее другой: «Это Коля ночью приходил ко мне. Сейчас эта коса разлучит меня с белым светом. Прощайте, мои милые дети!».

Машинист, увидев волочившуюся за подножкой стрелочницу, применил экстренное торможение. От резкого толчка хлястик оторвался, и мама покатилась под откос. Машинист подбежал к ней, поднял на руки и понес в дежурную комнату. Мама в беспамятстве кричала: «Коля, сынок, здравствуй! Вот мы и встретились!».

Спустя много лет постаревшая мама, услышав по радио слова песни «Не придет, не скажет: «Мама, я живой...», горько заплачет, кончиком платка утирая слезы.

Она все еще ждет его, пусть постаревшим, поседевшим... Она узнает его по походке, по улыбке, по его глазам, цвета недозревшей смородины.